Идея высокой жертвенности — христианская

«Серафимовский учитель» — о детстве, войне и поколении победителей

Послевоенный горьковский двор. Здесь жили воспоминания Александра Николаевича Лушина, профессора Нижегородской академии МВД России, кандидата юридических наук, обладателя звания «Серафимовский учитель». В этом тихом уютном дворе были первые радости и печали, осмысление того, что есть добро и что есть зло, здесь началось взросление. В год 75-летия Победы в Великой Отечественной увидела свет книга Александра Лушина «Истории послевоенного двора». И сегодня ее автор — наш гость.

 — Александр Николаевич, мне очень понравилась ваша книга. Будто читаешь хорошую советскую прозу для детей. Хотя книга документальная, все истории реальные. Сейчас выходит не так много качественной детской литературы. Тем более о войне. Мне кажется, «Истории послевоенного двора» было бы полезно почитать подросткам и юношеству. А на какой круг читателей вы рассчитывали?

— Книга моих рассказов все-таки художественная: хотя многие реальные дворовые эпизоды моего послевоенного детства и легли в их основу, но жанр не документальный. Рассказы я адресовал в первую очередь современным детям и подросткам, которым Великая Отечественная война представляется весьма далеким чисто историческим событием. Я читал рассказы курсантам нашей академии и видел, что им было интересно. Думаю, эти рассказы могут послужить и для домашнего чтения вслух. Домашнее семейное чтение — замечательная традиция.

— Как возникла идея написания книги, что подтолкнуло: юбилей Победы или иные обстоятельства?

— Несколько лет назад, выступая перед взрослой аудиторией, я рассказывал о войне и почему-то заговорил о своем детском восприятии тех событий. И вдруг я сердцем почувствовал, что нашел нужный и важный подход к тому, как донести до наших современников правду о Великой Отечественной. Потом в Выксе на открытии выставки известного нижегородского скульптора Татьяны Холуёвой я рассказал одну из старых дворовых историй — и увидел на глазах у слушавших меня женщин слезы. Тогда я понял окончательно, что надо писать книгу и завершить ее именно к юбилею Великой Победы.

— Как шел процесс написания? Рассказы создавались в разное время или работа над книгой была непрерывным процессом?

— Книга началась, как я уже сказал, с устных рассказов, которые затем писались в разное время. Первым стало повествование, которое и в книге напечатано первым. Оно об инвалидах, которые просили милостыню и ничего не хотели говорить о том, на каких фронтах, при каких обстоятельствах получили свои увечья, вообще ничего не хотели говорить о войне. Писались рассказы легко, хотя тогда, в детстве, были выстраданы. Последний был завершен в январе этого года. Но, наверное, я еще вернусь к тому времени, и новые истории лягут на бумагу. Может быть, это и есть пробуждение памяти.

В той самой бекеше

— Очень трогательно вы пишете о своих отце и маме, бабушках… Расскажите поподробнее о своей семье. Кем были ваши родители?

— Папа воевал сначала в артиллерийской батарее, а затем в пехоте пулеметчиком, был трижды ранен. На него даже похоронка приходила домой, но он выжил «всем смертям назло». Имел боевые награды. Последнее ранение получил в совершенно необычной ситуации: при ликвидации фашистского дзота рванул на себя за ствол вражеский пулемет. О его подвиге дважды писал известный нижегородский журналист Александр Цирульников. После войны папа служил в милиции следователем. Получил высшее юридическое образование, а затем решил еще к тому же исторический факультет окончить, но не получилось, помешала служба. А ранения, полученные на войне, до конца жизни давали о себе знать. Папа очень много читал и собрал неплохую библиотеку.

Моя книга называется «Истории послевоенного двора» — так вот интересно, как наша семья в этом дворе оказалась, как мы получили квартиру. Я пишу об этом в книге. Мой отец был настоящим мужчиной и главой семьи. А еще — истинной душой двора, все мальчишки и девчонки к нему тянулись, считали своим старшим другом. Он нам устраивал разные интересные игры, водил на Волгу летом. А мама была учителем в школе, преподавала русский язык и литературу. Помню, как домой приходили ученики, разыгрывали различные сценки.

Когда в 1948 году папа решил жениться на маме, его пригласили в соответствующую инстанцию и объяснили, что невеста из семьи, в которой сплошные враги народа и белоэмигранты. И тут папа проявил стойкость. Положительную роль в этом деле сыграло и то, что у мамы хранилась телеграмма из ЦК ВКП(б), куда она написала после ареста отца-священника и поспешного гнусного исключения ее из пионеров. Из ЦК тогда поступило неожиданное указание девочку не трогать. Но это отдельная семейная история.

Мама и бабушка были представителями старинной священнической семьи, из которой в XIX веке вышли и священнослужители, и чиновники, и полицейские чины, и офицеры. Бабушка воспитывала меня в православном духе, водила в Троицкую церковь. Какое-то время вместе с ней жили ее двоюродная сестра Александра Николаевна, которая почти 15 лет провела в сталинских лагерях, и тетка Екатерина Ивановна, потерявшая здоровье в якутской ссылке. Именно они сшили мне, маленькому, ту самую бекешу, которой я посвятил целый рассказ. Мужья их были расстреляны, и всю свою жизнь после освобождения эти милые женщины занимались воспитанием нашей большой детской дворовой «команды».

— Как вы уже сказали, для современных школьников Великая Отечественная далеко. Хотя они знают о ней, гордятся своими предками, несут портреты в «Бессмертном полку», но ощущения у них все-таки другие. А для вас и бои, и Победа — все это было очень близко, живо?

— В семьях убежденно говорили, что после войны мы заживем хорошо. Все в это верили, потому что выиграли такую жестокую и страшную битву. В каждой семье хранились ордена и медали, которые фронтовики надевали два-три раза в году — на большие советские праздники. Для нас война была как бы вчера. Когда я смотрел на отцовские награды, думал: жаль, что не успел повоевать, вот бы дал жару фашистам! Но мы видели и обратную сторону: дети росли без отцов, было много инвалидов, вдов. Я читал фронтовые письма в доме двоюродной бабушки, такие трогательные и добрые. Муж ее, кадровый командир, погиб. Погиб также муж моей тетки Серафимы, обладатель уникального голоса. Он мог получить бронь по линии оперного театра, но полагал, что должен быть на фронте.

Идея высокой жертвенности, идея защиты Отечества даже ценой своей жизни — идея христианская, а родственники мои, многие соседи по двору были людьми верующими и не скрывали этого. Двоюродные сестры Вера, Надежда и Любовь, которые во время войны постоянно выступали с детскими концертами в военных госпиталях перед ранеными, уже были сиротками и считали, что должны это хорошо делать в память о погибшем отце.

Послевоенный Первомай

— Ваши герои — фронтовики. Их образы очень яркие. Что давало тогда детям общение с ними, и что оно дало лично вам?

— В нашем городском дворе почти все мужчины и даже несколько женщин прошли через горнило Великой Отечественной. В моей книге есть рассказ о танкисте, который горел в танке. Один из персонажей — увечный уличный точильщик, потерявший семью. А мой дядя Гриша, который закончил войну в Германии, подарил мне трофейный офицерский фонарик, но меня более интересовали какие-либо героические истории. Отцы моих дворовых друзей тоже успели повоевать, кто-то из них получил ранения. Мы гордились своими отцами, хвастались их наградами. Расспрашивали о войне наших дворовых дядек, когда они были в хорошем расположении духа — они, покуривая, смеялись, ерошили нам волосы, учили нас военным песням, а про свои подвиги не рассказывали. Но мы знали, что подвиги у них были. И еще: они любили Родину, любили жизнь, любили своих жен и детей. И нам это передали, и мы стали наследниками победителей.

— Когда читала ваши «Истории», вдруг ощутила ностальгию по тому времени, когда в городских дворах все друг друга знали. И дети, и взрослые. Сейчас зачастую соседи по лестничной клетке не знакомы. А тогда было некое единение…

— Мне и сегодня снятся городской двор, мои детские друзья, наши игры, наша картинная галерея. Двор жил как единая семья: вместе делили и радости, и невзгоды. Нас, мальчишек и девчонок, объединяла, почти роднила недавняя война. Мы были детьми, внуками, братьями и сестрами фронтовиков, и главное, мы хорошо знали цену Победы. Я об этом пишу, для меня это очень дорого.

Дружба послевоенной детворы выдержала испытание на прочность, но из нашего двора, увы, остались в живых сегодня только двое. Взрослые нашего двора, прошедшие войну, тоже ощущали свое особое единство. Это чувствовалось по их разговорам, когда они по вечерам собирались на улице и играли в домино.

Часто во время прогулок в одиночестве я захожу туда, где когда-то был мой двор, и замираю на месте проулка, которому посвятил такие строчки: «Здравствуй, милый Тихий переулок, старая замшелая скамья! Сердца стук всегда ритмично гулок, это значит то, что дома я». И вспоминаю своих верных и веселых друзей, свое послевоенное детство.

Беседовала Надежда Муравьева